ЗОЛОТАЯ БАБА

Часть 1

До революции наш район богатым слыл: деревень зажиточных, крепких хозяйств много было. Народ, в основном, крестьянствовал. Но были и другие добытчики. Кто-то с ружьишком по тайге бродил, а кто-то с лотком старательским. В Арге издавна золотой песок по ручьям намывали. А в стародавние времена, сказывали, золото в тайге прямо под ногами валялось. Сам не видел, за что купил, за-то и продаю.

Среди старателей мало кто в достатке век доживал: кого тайга сгубила, кого — водка, а кого — лихие люди. Да и само золотишко такое — поблазнет и нет его. Редко кому фарт выпадет. Вот из таких удачливых и был Кузьма Прореха. Этому старателю золото само в руки шло. Не пудами, конечно. Да только, ежели пушинка к пушинке, то выйдет и перинка. Однако ж до старости Кузьма не только перины — подушки не набрал. Отчего, думаешь, его Прорехой прозвали-то? Как приходило к нему золотишко чуть ли не даром, так и спускал он его за один день. И ведь не в кабаке дуванил. Пил, конечно, но меру знал. Другая у Кузьмы была загоза: был Прореха не в меру щедр и жалостлив. Чуть появится на селе после промысла, все местные пьяницы в раз запомирают. Выползут на дорогу, за ноги Кузьму хватают:
— Спаси, благодетель, не дай умереть без причастия!
Вот Прореха и тащит их в кабак — причащать. Ну, сам, конечно, накатит, не без этого. А выйдет из кабака хмельной и подобревший, его уж ребятня поджидает:
— Дядя Кузьма, мы тебе баньку истопили, попарился бы с дороги!
Прореха умилится да и горсть медяков отсыплет им на пряники. В баньке попарится, разомлеет, тут и потянутся к нему все сирые да убогие: кому милостыню, кому в долг, а кому и за просто так. А на другой день уж самого Прореху соседки из жалости кормят да поругивают:
— Кто ж так хозяйствует? Нанялся ты, что ли, весь околоток благодетельствовать? О себе бы подумал.
А Прореха только ухмыляется в усы:
- Хоть мошна пуста, да душа чиста.
Они и замолчат. И сами ведь, бывает, к тому же Прорехе в нужде бегут.

Вот как-то отправился Прореха на промысел, да и пропал. Много времени прошло, прежде чем хватились сельчане: а где-то наш Кузьма? Пока ждали да гадали, все сроки прошли, а его всё нет. Додумались: пропал Прореха. Собраться бы да поискать, ан некому. Все доброхоты, а в нужде помочь нет охоты. Так и похоронило село Прореху. Только пьяницы деревенские нет-нет и возрыдают винной слезой по сизому носу:
— И где-то таперича благодетель наш, Кузьма Никитич?
А на Николу зимнего вернулся Прореха живёхонький и целёхонький. Золота немного принёс, а вот рассказом удивил сельчан изрядно.
— Нарвался я, братцы, на шатуна.
— Иди ты! Какой шатун осенью? Тайга в эту пору на любой корм богата!
— Ты бы уж лучше соврал, что в Москву пешим ходил, мы б поверили.
— У людей вруны — заслушаешься, а у нас вруны — соскучишься.
— Ты не темни, Кузьма, правду говори!
— Да правда это, истинный Бог! Почём я знаю, откуда осенью шатун. Может, старый зверь, может увечный. Я его и видел-то один миг. Иду себе после работы в табор, и вдруг сзади из кустов как затрещит, как навалится на спину. Тут меня такой болью скрутило, что и в очах темно. Прочухался — лежу в яме под какими-то ветками. Это, значит, шатун по своему медвежьему обычаю меня прихоронил, чтобы мясо с душком...
— Ладно, знаем, дальше сказывай!
— Ну так вот. Руками пошевелил — вроде целы. Ноги как будто тоже на месте, а встать не получается. Выбрался из ямы кое-как. Подрал меня косолапый изрядно. Оглядел я себя и призадумался: сейчас помирать или опосля? Ну, жить-то и калеке хочется. Пополз. Там река неподалёку. Как я на берег выбрался, не помню. Совсем плох стал. Сколько в беспамятстве пролежал, не ведаю. А когда глаза открыл, подумал что блазнится мне... Такое увидал, братцы, что ахнуть воздуху не хватит.
— Да что ты такое углядел, говори толком!
— Обожди, Иван, не суйся! Дай человеку сказать.
— Да тихо, лихоманка на вас!
— А углядел я идолище — золотую бабу. Стоит она по пояс в земле, до колена взрослому человеку будет. И сияет — страсть! 
— Ну ты, Кузьма, хватил...
— Да откуда взяться в тайге такому чуду?
— Привиделось, небось. 
— Вот и я так подумал: блазнится. Ан правда оказалась! Баба эта — навроде богини у местного народца. Кто и когда её сделал, то не ведомо. В ту пору, как людишки эти сюда пришли, она уж тут стояла. Вот они и поклоняются ей, дары всякие приносят да больных на исцеление. Меня местные в беспамятстве нашли и тоже к золотой бабе определили. При ней шаман состоит, он-то меня и выхаживал. Долго меня местные не отпускали, всё боялись, что слабый, помру. А как стали прощаться, так и золота от меня не взяли. Говорят, не нужно им.

Продолжение скоро...